Не реви, бабуля, сама учила...

- О, какие гости? Бабуля в гости пожаловала.  Проходи, садись, чай пить будем. Я тебе так благодарна, так благодарна. Ты себе представить не можешь.

Спасибо тебе, милая. Спасибо за то, что в детстве  ты  ежедневно  твердила мне, что все работы хороши, а работа библиотекаря –  самая лучшая, самая достойная.  Библиотекарь, это  как космонавт.

Эх, бабуля, бабуля. Я ведь поверила тебе.  Как  Доброй фее, как Деду  Морозу.  И вот уже пятнадцать лет, дорогая бабуля, я   живу с книгами, глажу их потрёпанные обложки и тебя вспоминаю.  Разорвала бы тебя от счастья.

Ба,   про зарплату ты  уже  десять лет спрашиваешь.  Зарплата у меня  стабильная.  Имеет много плюсов.  Если  украдут – не жалко, если потеряю – не замечу, если пропью – не захмелею. Какая, какая?  Ба, не доставай.  Всё познаётся в сравнение.  Вот если зарплата  министра  -  это  полное собрание  сочинений Ленина. Зарплата   управляющего банком – это  полное собрание сочинений Дюма отца и сына, вместе изданных. Зарплата врача -   сказки Андерсена.   То на  фоне  всех этих классиков, моя зарплата – это, примерно,  методичка по травле клопов в закрытых помещениях.  Методичка в две странички. И на каждой  на страничке  – тараканы вверх ногами. 

Не реви, бабуля, сама учила, что деньги не главное. Главное, это духовное богатство. А духовно я  почти  Билл Гейц, его мать.  Я не ругаюсь, я говорю, Билл Гейц и его мать.

Не завидуй мне бабуля, хватит того, что друзья завидуют.  Ты знаешь, из  всего нашего выпуска, я одна умудрилась библиотекаршей  стать.  Остальным не повезло.  Кто в политику ушёл,  кто  прозябает в своих супермаркетах и  туристических фирмах.  Есть даже   владелец  китобойной флотилии.  Да, ба, несчастные люди.  Если бы не ты,  прозябала бы я сейчас дипломатом или менеджером. 

А, помнишь, я сидела в третьем классе с девочкой за одной партой. Так она теперь модель. На прошлой неделе пригласила меня на свой день рождения. Бабуля, ты не поверишь. Заболела я.  Как бедно живут люди?   На столе тёртая морковка и капуста. Представляешь, ни сала, ни окорочков, ни котлет. Накидали капусты в миски, как козлам рогатым – ешьте, милые,  пока скулы не сведёт. Бабуля, самогонки и той не было. Пили какую-то наливочку иностранную.  По запаху –  валидол, по вкусу  фурацелин. Крепости  ни грамма.   Три бутылки выпила, как-будто  стакан от водки облизала.  Если бы с собой  не принесла, сидела бы дурой трезвой, как все её друзья.  

А что они  дарили имениннице?   Ключики от машинок,  коробочки с колечками,  бусы,  изумрудики и даже звезду во Вселенной.  То ли дело я. Довольная жизнью и в меру  захмелевшая, доела третью миску капусты, вышла   и со слезами на глазах  подарила ей шесть  твоих чашек с блюдцами.  Да брось, бабуля. Что значит битые?  Не все же битые. Одна целая была.  Моя подруга  посмотрела на чашки и  заплакала. Видать, понравились чашечки.

Я ей вчера позвонила, предложила принести что-нибудь покушать.  Не хочет.  На воде сидит, морковкой давится, а  от  сала отказывается. Модель, одним словом. Модель нищеты, невезения, неудачи.  

Нет, бабуль, замуж пока не выхожу. Нет достойного. Недавно одного встретила.  Он  узнал, что я библиотекарь, удивился. Не мог понять, что такое библиотека и зачем шуршать бумагой,  когда на один диск двадцать книг  закачать можно.  Потом   спросил,  любила ли я кого-нибудь до него.  Я ему честно призналась, что любила  и  буду любить:  Мопассана, Булгакова,  Сименона, Генри, Пикуля, Пастернака.  А потом и вовсе душу открыла.  Сказала, что  с доктором Живаго и с Вальтером Скоттом практически каждый вечер в обнимку засыпаю. А что он?  Покрылся румянцем,  процедил сквозь зубы,  что я непорядочная, что бордель развела. С доктором, говорит, ещё куда не шло, но со Скоттом – это извращение.  Убежал.  Ну и пусть бежит. Мне мужики не нужны. Мне бабуля, книжек хватает. 

Винятинский Николай